Эффективность работы постреформенной модели рынка электроэнергии в России, несмотря на все попытки официальных регуляторов делать вид, что в целом все удалось, но есть отдельные недостатки, устраняемые в рабочем порядке - вызывает обоснованные сомнения. На днях прекратила работу Московская энергобиржа, созданная в разгар реформ с целью хеджирования ценовых рисков и развития производных финансовых инструментов, когда наивные надежды, что все у нас в итоге получится и будет «как у них», владели умами «новых энергетиков» страны, в том числе и моим. Причина простая – хеджировать через 10 с лишним лет после запуска текущей модели рынка оказалось нечего. Все уныло предсказуемо как на кладбище: и на рынке электроэнергии, и на так называемом рынке мощности, стоимость которого в общей цене за энергию неуклонно растет и достигает порой 50%. При том, что сама цена мощности напрочь отвязана от какого –либо влияния на нее не только потребителей, но и по большому счету организатора торгов – Системного оператора, задающего кривую спроса на мощность и уровень надежности. И КОМ, и тем более ДПМ во всех их многочисленных ипостасях, никакого отношения к балансу спроса и предложения не имеют – это расчетные параметры обеспечения текущих постоянных затрат в согласованных правительством НВВ станций, а также возврата вложенных инвестиций в рамках госзаказа на обновление отрасли по очень выгодной ставке в случае ДПМ. Причем по словам самих наиболее честных и умных энергетиков ДПМ в итоге дают возможность зарабатывать не столько генераторам, сколько банкам, кредитовавшим их программы. А как известно кредиты у нас стоят дорого. Поэтому получилось все тоже очень недешево. С учетом дополнительных платежей, возложенных за все то, что рынком назвать нельзя, совсем недешево.

Проблема даже не столько и не только в цене и стоимости. А в том, что широко разрекламированная, якобы очень рыночная реформа отрасли состоялась, а спрос как регулятор цен в балансе с предложением - нет.

Но чиновники и иже с ними, придумавшие всю эту систему не сдаются. Вот на днях обсуждали в Госдуме оптовый и розничный рынок и предложили чуть-чуть разбалансировать цену КОМ - вниз и вверх на 1%. Якобы это даст стимулы к заключению свободных двусторонних договоров на мощность. Которые, надо сказать, и так серьезно увеличились в объемах – почти в два раза 2016 года до 23% от общего объема КОМ и ДПМ. При этом договоры по электроэнергии составляют всего 4% от общих объемов. Рост двусторонних объемов продажи мощности некоторыми чиновниками преподносится как их достижение и свидетельство того, что курс на развитие двусторонних договоров на нашем рынке, в т.ч. через механизм облегченного выхода на опт в рамках единой ГТП ГП, неоднократно разрекламированный Минэнерго как панацея от наблюдаемого у нас тотального монополизма, вполне оправдан.

Я бы все же для начала посоветовал тем, кто интересуется этой темой, обратиться к азам. К устройству моделей рынков электроэнергии – гросс пул, нет пул, приоритета двусторонних договоров и т.д. У нас построена модель гросс пул, и это понятно, поскольку за основу взяты американские либерализованные рынки со сложным узловым ценообразованием, обязательным участием в торгах, если вы претендуете на приоритет в загрузке и на получение платы за мощность и т.д. Там свободные договоры есть, поскольку они были основой отношений на рынке до реформ, но сегодня они составляют незначительный объем, и, как правило, хеджируют риски загрузки генерации. Заключаются они, как правило, между аффилированными с генерацией компаниями – т.н. Load Serving Entity - LSE, транслирующими стоимость мощности генерации на конечных потребителей на высоко конкурентном розничном рынке (где они не могут просто продать мощность по цене генерации со своей надбавкой, как это делается у нас). Риски самих поставщиков на рознице хеджируются на параллельных финансовых площадках. Ориентиром цен на мощность и тем более на электроэнергию служат индикаторы рынков, представляющих из себя развитые биржи со множеством участников, торгующие не только электроэнергией и мощностью, но и резервами и вспомогательными услугами. Доля мощности в стоимости энергии не превышает 10-15%, при этом цена на нее является единой для новой и старой мощности.

Есть другие рынки – например в Великобритании – net pool, на которых наоборот основные объемы торгуются по двусторонним договорам, а на бирже продаются и покупаются небалансы. Но там участие в бирже необязательно, применяется принцип самодиспетчирования. Мощность торгуется уже три года отдельно на ежегодных аукционах за 4 года до поставки и с недавнего времени дополнительно за год до поставки. Участие в них также необязательное. Риски волатильности цен на биржевом рынке электроэнергии, объемы торгов на котором в последние годы растут в ущерб двусторонним договорам, хеджируются на параллельных финансовых биржах, например на Nord Pool Spot и Nasdaq. При этом стоимость электроэнергии в общей цене энергии составляет 90-95%.

Есть наконец, Nord Pool – крупнейшая и старейшая европейская площадка, считающаяся самой развитой в рыночном смысле, на которой нет торговли мощностью. Там, несмотря на то, что рынок необязательный и самодиспетчируемый как и в Великобритании, основные объемы – порядка 85-90% торгуются на бирже Nord Pool Spot, которая также является и финансовой площадкой. Двусторонние договоры здесь как хедж мало востребованы в силу того, что сам рынок предоставляет полноценный спектр услуг по хеджированию, есть сектор на сутки вперед, внутридневной рынок, опционы, фьючерсы и т.д.

Возвращаясь к нам мы видим, что наш рынок с одной стороны «самый обязательный» в плане участия в торговле всех субъектов по критерию мощности свыше 25 МВт (скажем, те же ТЭЦ в США не участвуют в опте) с другой - самый неконкурентный в силу различных административных ограничений и на ВСВГО - РСВ –БР, и уж тем более на рынке мощности с несколькими ценами и классами участников. Хеджирование ни по ценам, ни по объемам загрузки у нас просто не нужно – нечего хеджировать, рисков у генерации нет. У потребителей риск один – административный, состоящий в бесконечных придумываниях регуляторами все новых фактических налогов, уменьшающих степень их влияния на цену. Риски есть и у розничных поставщиков и их смежников – сетей, в первую очередь в неплатежах со стороны потребителей, а также административного давления со стороны регуляторов, стремящихся как-то найти у них блох в некогда буйной, а ныне облезлой шевелюре монопольных доходов. Естественно эти риски по цепочке платежей встречной процессу электроснабжения затрагивают и генераторов. И поэтому, когда им вдруг разрешили в 2016 году выбирать себе партнеров в этой оргии с розничными поставщиками, то они предпочли своих дочерних или «надежных». Никакого отношения к ценовым рискам развитых рынков, когда волатильность цены связана с сугубо рыночными неопределенностями, это не имеет. Скорее это риск как на плохом базаре, кишащим жуликами – продать товар и умудриться еще деньги за него получить.

Свободные договоры сами по себе не являются мерилом конкурентности – это особенности моделей, как правило, с относительно либеральным регулированием и в экономическом и технологическом плане. Кроме того, в значительной мере распространенность двусторонних договоров определяется еще и традициями – и в Америке и в Британии такие отношения широко применялись еще до реформ отрасли. У нас – нет. Поэтому все эти искусственные телодвижения под видом некоей либерализации нашей модели, повышения степени ее конкурентности, на мой взгляд, обречены. Не этим нужно заниматься. Совсем не этим.